01.10.2017 — письмо 7
Они не инопланетяне. Они отличаются от русских не сильнее, чем армяне и грузины — только в другую сторону.
Понять их, мне кажется, не сложнее, чем какую-нибудь далекую казахскую семью, живущую по своим законам в далекой юрте.
И легче, чем близкого русского, если он вежливый и воспитанный интроверт.
Чем Нагоя отличается от Тбилиси?
Ну, во-первых, вряд ли в Тбилиси найдется хоть кто-то, кто не знает, где находится Япония. А вот обратное неверно. Когда меня профессор, образованный и интеллигентный человек, вежливо спросил: «А что это за страна — Georgia, где она находится?» — у меня на пару секунд случился спазм дыхания. Но я быстро пришла в себя, и сказала себе: «Так, все понятно, улыбаемся, продолжаем разговор!»
Но не это главное, ну не знают Грузию, и ладно. Хорошо, что Россию знают. Южные-то Курилы из сердца не выкинешь.
Главное, что бросается в глаза, причем сразу, резко и неотвратимо — спокойствие и замкнутость людей вокруг.
Когда ты садишься в любой транспорт в Тбилиси, ты иногда перестаешь понимать, кто эти люди вокруг — твои родственники, друзья твоего дедушки, или соседи твоих соседей? Вы в одной маршрутке, значит, вы одна семья, и всё тут! Если ты спросишь кого-то, где тебе сойти, он тебе не только ответит, он расспросит тебя, дорогого, откуда ты приехал, к кому приехал, а как там в Москве, а дети есть? А потом расскажет тебе и про всех своих родственников, и про историю Грузии, начиная с Вахтанга Горгасали, и про то как раньше все мы грузины-русские-армяне жили одной большой семьей, а эти идиоты-политики все испортили, и что с нами сделали, ты посмотри? В разговор включаются все вокруг, и вот уже все вместе — едут, общаются, разве что не пьют, и не едят. Тебе не скучно, не занудно, а если тебе плохо — вот оно рядом, плечо случайного попутчика. Не потому что мы родом из Советского Союза, а потому что это люди такие. Им не важно, откуда ты, даже если из далёкого Гондураса, вах! — а что это за страна, где она находится?
Особенно забавно, когда случается какое-то происшествие, и все его хором обсуждают, и угомониться не могут, а люди выходят, новые заходят — и новым старые рассказывают, что здесь только что случилось — вот прямо у Филармонии! — и те вовлекаются в это обсуждение. И вот уже прошло 40 минут, и из очевидцев того события остались только мы, да водитель, а разговор не прекращается. Так было, когда однажды водитель нашей маршрутки остановился в неположенном месте, чтобы подобрать сухонькую бедную старушку, и подрезал очень крутую машину. Сильно подрезал, чуть не врезались. А потом еще высунулся, и обругал его, хотя сам был виноват. С перепугу, наверное. И тогда из той страшной машины высунулся еще более страшный тип с настоящим пистолетом, с огромным лакированным дулом, и начал им махать, и орать что есть мочи. Время остановилось, как в замедленном кино, я видела это страшное дуло в метре от себя, и помню только единственную мысль — про то, что в Москве у меня дети. Но наш водитель среагировал бодрее, он сразу сменил тон: «Извини, генацвале, я не прав, генацвале, дай Бог тебе здоровья, не сердись, дорогой!» — и тот псих каким-то чудом угомонился в конце-концов, и уехал. Эмоции для кавказского народа оказались в таком зашкале, что обсуждение того, кто прав, кто виноват, и что не так в стране, с перечислением достоинств и недостатков всех правителей, от Шеварнадзе до Иванишвили, длилось и передавалось от уходящих пассажиров к приходящим до самой конечной остановки.
Да, это я ведь про Японию пишу… Так вот, в Японии в метро — ти-ши-на. Все сидят молча, вежливо, аккуратненько. Никто не то чтобы не орет, они вообще друг с другом не разговаривают! По-моему, за все три недели мы видели в метро только двух говорящих взрослых, и это были мы с Сережкой! Это настолько странно, что когда заходит какой-то маленький ребёнок, который вдруг что-то громко скажет, или залезет на сиденье ножками, то Сережка каждый раз говорит: «Фууу… Хоть одна живая душа!» Мама при этом ему потихонечку что-то ответит, снимет сандальки, и погладит по головке. Мама не живая. Но симпатичная.
Сегодня уже три недели, как мы здесь. За три недели мы три раза видели европейцев. И сильно подозреваем, что все они были из Университета. Про русских речи не идет, мы тут если просто не-японцев встретим, то говорим: «Cмотри, смотри, НАШ!» Английский наверняка знает, боже, какое счастье! И вот сегодня был четвертый раз. Напротив нас в метро сидела женщина, и Сережка мне сказал тихонько: «Смотри, лицо русское!» А я говорю, якобы в шутку, потому что вероятность нулевая: «О! Надо спросить: Do you speek Russian? Ведь наверняка английский знает!» А Сережка: «Ну если она speek Russian, значит, можно и по-русски спросить?», а я: «Нет, надо по-английски, чтоб она могла ответить: No, I don’t!» И тут она говорит: «Знаю! И русский знаю, и английский!» И мы давай хохотать! На весь вагон, как гадзины. Говорим: «Вы уж нас извините, мы просто 3 недели не то чтобы русских не видели, нам бы англоговорящих живых увидеть». Пообщались, оказалось, что она из Канады) Было приятно. Она задавала нам вопросы, и на каждый наш ответ отвечала: «Вау!»: «Вау, вы из Подмосковья! Вау, на целых три месяца! Вау, Нагойский университет! Вау, астроном!» Так, впервые с момента нашего приезда, в японское метро просочилась жизнь — без участия пятилетних детей. А вокруг сидели аккуратные и симпатичные японцы, и ха-ха-ха! — ничего не понимали!
Только вот еще что. Я вначале сказала, что в метро тишина. Но это не совсем так. Тишина там среди людей. Люди молчат. А вот всё остальное говорит непрерывно. Так что в ушах звон. У меня вообще сейчас очень хорошо с нервной системой. Я тут, видимо, отдохнула — жизнь лишена всяких бытовых проблем, работать тоже спокойнее, потому что большую часть времени, пока я работаю, клиенты спят. Только проснутся, а мне пару часов доработать, и тоже спать идти — очень удобно. Россия далеко, ни крики не долетают, ни паника. Так что я стала спокойной, как удав. А может, как аксакал. (Или аксакалка). И только одна вещь меня не то чтобы раздражает, а откровенно не нравится. Это непрерывная говорильня всюду — в лифтах, в метро, во всех переходах, перед всеми шлагбаумами, везде, где можно. Всюду всё пищит, звенит, многократно одно и то же повторяет. Даже когда я дома, сижу и работаю утром в нашем спокойном и тихом университетском городке — вороны так каркают, что я просто глохну! А вечером так верещат цикады, что друг друга не слышно!
Но я не про них. Лифт смешил нас первые пару дней. Потом смех закончился, возникло даже какое-то напряжение. Приходим уставшие, вызываем лифт, он еще не приехал, а уже что-то лопочет за закрытой дверью. Открыл дверь — говорит. Поехали — говорит. Приехали на 3ий этаж — говорит. Умолкнуть не успел, промежутка не было. Вышли — дверь закрылась, и слышим, что он оттуда опять что-то говорит. Может, прощается?
И мы поняли, что это! Это всё сделано для слепых! Абсолютно везде — на всех тротуарах, пешеходных переходах, во всех подземках, станциях, на лестницах — всюду выложена специальная плитка для слепых — с разными выпуклостями и системой знаков. Это потрясающе, это вызывает огромное уважение и восхищение! И, видимо, с той же целью, все это дублируется вот такой непрерывной говорильней.
В метро та же картина, что в лифте — с прибытием поезда, с эскалаторами. Зашел, вошел, перешел, ушел — все сопровождается звуковым пояснением. В вагоне метро название каждой станции объявляют до приезда, после приезда, во время приезда. Ну понятно, ну ладно, надо объявить, но зачем каждое название повторять по два раза? «Следующая остановка Нагойя-Дайгаку, Нагойя-Дайгаку!» А потом еще и по-английски, но, слава Богу, один раз: «Next stop Nagoya-Daygaku!» Англичане, видимо, не такие тупые! А может, их меньше уважают? А может, в метро все молчат, потому что кто-то всё время говорит?
На пешеходных переходах звуки птичек, разные — где-то синички, где-то кукушки, где-то еще какие-то. Это я могу понять, это важно. Но продавцы в магазинах — это нечто! У них рот не закрывается ВООБЩЕ! Что они говорят, по-моему, ясно. Сначала они нас приветствуют, потом говорят название каждого купленного товара, его цену, поясняют каждое свое действие, потом, наверное, рассказывают историю возникновения этого продукта, возможно, как его приготовить — не знаю. Наша задача только расслышать в этом трындычании слово card, и вовремя ответить, что нет, скидочной карты у нас нет, вчера не было, сегодня нет, и завтра тоже не будет, потому что мы не знаем, где ее купить, и не знаем, где узнать, а вы не знаете? Увидеть растерянное лицо, и обязательно сказать: «Aригато газаймас!» (Большое спасибо!)
Однажды, когда мы ездили с Манитошей в Тоёкаву, мы остановились, чтоб купить в магазине бенто, и Манитоша сказал нам, что можно попросить его подогреть. Мы попросили. Из-за этого оказалось, что продавщица должна была выполнить еще больше действий — положить бенто в микроволновку, завернуть в специальный пакетик. И началось! Это было ШОУ! Она крутилась, непрерывно что-то говорила, улыбалась, кланялась, вертелась то туда, то сюда, верещала, и всё обращаясь к нам, и всё с улыбкой! Мы просто дар речи потеряли, мы такого в жизни не видели! Когда мы вышли, Сережка сказал: «Фуууу… Это что такое было? Манитоша, что означают эти танцы?» Но Манитоша то ли не понял, то ли не расслышал. Ответа мы не получили. Подозреваем, что это было приветствие маленькой девушки маленького городка редким, но почетным гостям из далёкой большой страны. А может, нет?
Эта девушка видела нас в первый раз, но в наш-то магазин мы приходим почти каждый день. По нам ведь уже видно, что мы ничего не понимаем, что по-японски мы — только «охаё газаймас» (доброе утро) и «аригато» (спасибо!). (Я еще кое-что знаю, но молчу пока, наращиваю совершенство). Ну почему нельзя, не то чтобы вообще не говорить, а говорить хоть чуточку поменьше? Ну скажи, что мы купили, скажи, сколько стоит, но не рассказывай, как готовить! Нет, положено им по инструкции вот так нас ублажать, чтоб компенсировать молчание нормальных людей, чтоб мы не подумали, что они все немые. Не все.
А сегодня в метро видим — идет по вагону старичок с красной повязкой на руке, как у дежурного пионера. На животе у него сумка аккуратненькая раскрыта, как у кондуктора, а в руках — щипцы, которыми в магазинах выпечку подают. Я говорю: «Контроллер, билеты проверяет. Только зачем ему щипцы?». Сережка говорит: «Нет, нищий, надо ему копеечку в сумку бросить». Он прошел, всех осмотрел… Сережка говорит: «Интересно, кто же это был?» И тут он в конце вагона этими щипцами бумажку одинокую подбирает, и в свою сумочку кладет! Я смеялась до следующей станции! Хорошо, что Сережка ему в качестве мусора йенку в сумочку не бросил!
Но тут есть чудо еще смешнее. Это вообще атас, это понять невозможно! Мы когда первый раз это увидели, у нас сначала глаза на лоб вылезли! А потом мы решили: «Это местная сумасшедшая. Но до чего же она аккуратно и прилично выглядит!» Тетенька везла в детской коляске… трех собачек. Потом мы увидели другую такую же, только с двумя собачками: «Ой, смотри, а вот еще одна! Это у них, видимо, заразное!» Но когда мы встретили очередную коляску, уже с одной собачкой, стало ясно, что со здоровьем у них всё в порядке. И это стало настолько невозможно смешно, что я начала умиляться, типа «ой, до чего же кавай! (милая)» — на радость хозяевам… А потом подумала: «Что это я? А вдруг это собака-инвалид, и ее так на прогулку возят?» У людей трагедия, а я тут со своими улыбочками. Но не может же быть столько собак-инвалидов? С тех пор прошло три недели. Детей в колясках мы почти не видим. Но собак в колясках — каждый день.
Вчера ездили в Нагойскую крепость, очень красивую. Видели там сборище фантастических неформалов — анимешек всех родов и видов, в огромных количествах. В страшную жару некоторые из них были выряжены так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Я ходила с открытым ртом, и мне так хотелось их поснимать, но было неудобно. Только в конце я решилась попросить двух довольно приличных по сравнению с остальными девушек о фото. Наверное, потому что они были из нашего мира, в отличие от всех остальных, страшных. Коляски с собачками были там же, но анимешки их затмили.
А сегодня мы гуляли в центральном парке Хисая-Одори — потрясающем, удивительно интересном. Видели там фестиваль Осени и марафон инвалидов. И я, чуть осмелев после вчерашних анимешек, попросила разрешения у одной пары сфотографировать их собачку. Они с радостью согласились. Жалко, что не поняли, что я их тоже хочу сфотографировать. С английским у них, как у нас с японским — пара слов hello и ok, а с языком жестов я еще не достаточно раскрепостилась. Поэтому они устроили нам фотосессию своей собачки, а сами из кадра уходили. Но после этого они свою собачку выпустили из коляски погулять. Так вот, она оказалась — ой не могу! — в памперсе!!! Сережку чуть удар не хватил! Только знаете, как? Если ей надо по-большому сходить, то она это делает спокойно, они все в пакетик собирают, и в карман кладут — следят за чистотой, экология-то — дело святое. А если вдруг она по-маленькому захочет — то она это в памперс делает, лужицу-то с земли они вытереть не смогут! А другая девушка свою собачку в кенгурёшке носила, ну до того красиво и невыносимо забавно! Но я не решилась ее сфотографировать. Надо наращивать смелость!
И вот что я думаю — может, они (хозяева) хотят погулять в свое удовольствие, а куда с собакой — она не слушается, устает, не туда бежит. Вот они ее и кладут в коляску, и возят куда хотят. А, может, здесь нельзя собак выгуливать, чтоб они экологию не портили? И это была бы отличная гипотеза, если бы не одно но! Мы ведь этих собак не только в парках наблюдаем! Они в нашем тишайшем районе точно так же в колясках ездят, в будние дни, по обычным улицам! Неужели бедным собакам вообще нигде ничего нельзя?
А это анимешки. Самые приличные и простые из сборища, и потому почти родные.
А еще вчера, уже уходя из парка, мы увидели зрелище, совсем не смешное, но совершенно загадочное. Большая толпа народа, растянувшаяся от входа в метро на довольно приличное расстояние, в абсолютной тишине спокойно стояла, и каждый молча смотрел в свой мобильник. Сначала мы подумали, что они просто кого-то ждут, но потом Сережка заметил, что они, абсолютно все без исключения — с мобильниками, в одной и той же позе, с одним и тем же выражением лица. Тогда я начала заглядывать в их мобильники, и увидела, что у всех на экране одна и та же картинка, какая-то игра. Если бы это были дети, или подростки, или студенты, если бы они хоть как-то общались, выражали хоть какие-то эмоции, я бы могла понять — играют, наверное, в какую-то сетевую игру. Но это были взрослые солидные люди, среди них были даже пожилые, а детей не было совсем. И их было очень много, не судите по фотографиям — это всего лишь место, уже на выходе, где я решилась их снять.
Неее… Я все равно считаю, что они не инопланетяне, и их можно понять. Вы только мне объясните, что это такое, и я пойму.